|
Финик, он же Фуник, он же Фуникулер-это главная гора города Сухуми, увенчанная телевышкой.
Вообще-то гор было много, собственно, весь Сухуми-это горы,
спускающиеся к морю по кромке бухты. Но Финик-это центральная гора
нашей жизни. Каждое утро летом, проснувшись, я вскакивала с постели и
бежала на лоджию-смотреть на телевышку в плане погоды на грядущий день.
Сухуми, как известно, находится в зоне субтропиков, а потому дождей там
выпадало предостаточно, и они были в состоянии отравлять человеку жизнь
неделями. Хуже всего были такие, с пузырями по лужам-это труба. Это
отращивай жабры и живи в аквариуме. Но не будем отвлекаться.
Если за телевышкой приветливо синело небо и не толпились кучевые
облака-значит ура, дождя не будет и весь день можно шляться на воле, в
пампасах, а также джунглях и льянос (с последними было сложнее, но чего
не найдешь, если очень надо?)И вот мы шли гулять по самым лучшим
джунглям и пампасам в черте города, а именно-на Финик.
...Финик
назывался так потому, что его полное имя было Фуникулер (или, в
сухумской интерпретации, Финикулер). Никакого фуникулера там отродясь
не бывало, но, видимо, когда-то прозвучала такая мысль: построить
фуникулер, потом забылась и растворилась, а название, благодаря своей
европейской звучности, прижилось.
Когда-то, до
50-х, это был лысый холм, поросший кое-где кустарником. Все изменилось
при Мжаванадзе-он был не то председателем горисполкома. не то первым
секретарем компартии Абхазии. Началось со строительства дороги. Как
рассказывала моя бабушка, дороги в Сухуми строили пленные немцы. Делали
они это на совесть, потому что даже в 90-е те дороги не потеряли ничего
от немецкого качества. Немцы построили извилистое шоссе от подошвы до
самой верхушки горы. Жители Сухуми, студенты, рабочие, интеллигенция,
школами и предприятиями выходили на субботники и сажали на холме
деревья разных пород. Уникальность климата Абхазии состоит в том, что
там растет абсолютно все-от сибирских кедров и голубых елей до мимозы и
араукарий. Так и сажали. На Финике есть поворот на шоссе, над которым
высится ряд красавиц-канадских голубых елей. Рядом с ними изнемогают от
фиолетовых соцветий иудины деревья, одуряюще пахнут османты Форчуна, на
соседнем пригорке рядышком растут гинкго билоба и роскошный тисс. И
араукария там росла-это такая псевдоелка, похожая на животное панголин.
Я уже молчу про глухие заросли мимозы, которая в период застоя
разрослась ну просто в какие-то буераки, замечательные медные сосны,
гималайские ели и пальмы минимум четырех видов.Пампасская трава-такие
стога тонких длинных листьев, острых, как бритва,- выбрасывала колос
своего соцветия: представьте себе белый пушистый бунчук на длинной
белой же палке. Как мы мечтали добраться до него , сорвать и принести
домой(зачем-черт его знает, ни запаха, ни цвета, видимо, просто
недостижимость делала его таким неотразимым)-ни разу не удалось, подлая
трава только не откусывала части тела в момент попадания их в зону
досягаемости...
Деревья карабкались по склонам, их корни образовывали замысловатые
лесенки, очаровательные пещерки, качели. Во мху цвели дикие фиалки и
цикламены-с конца января, между прочим! В феврале зацветала желтыми
шариками мимоза, а точнее, она и не мимоза вовсе, а мимозовидная
австралийская акация-и перебивала все запахи своим, на мой взгляд,
довольно удушливым.
Кое-где вилась глициния-это такие сиреневые
гроздья цветов и ствол, как толстая змея, а бугенвилии вообще во дворах
росли, даром, что африканские...
Финик начинался торжественно:
заканчивались дома и домишки, и возникала нежная, прозрачная
розово-белая балюстрада с балкончиками и колоннадой с изящными куполами
. Предполагалось, что оттуда экскурсии должны любоваться прелестным
видом моря и города. Шоссе ползло вверх. Экскурсантов возили на
автобусах, а мы шли пешочком и ни один запах, ни один звук у нас не
пропадал...
В детстве на Финик нас водила моя бабушка Русико.
Нас-это меня и моих соседей и друзей детства: рыжего Димку, с которым
мы собирались пожениться, как только я научусь готовить "цациви"-иначе
он никак не соглашался, братьев-погодков Лери и Мито-они были младше
меня соответственно на год и два, считались салагами и всячески
угнетались, как только Русико отвернется.К этому постоянному составу
время от времени прибавлялись дополнительные дети. Походы происходили
по воскресеньям, с собой брался запас провианта, обратно мы несли
охапки цветов, веток, шишек, желудей, грибов-трутовиков и прочей
дребедени.
Где-то на полпути к вершине, на
краю обрыва, стояла беседка-такая бетонная платформочка в железными
столбами, крытыми зеленым шифером, стояли две скамейки из толстых
деревянных брусьев. На брусьях было выцарапана и вырезана уйма
интересной информации. На столбах-тоже. Имена, фамилии, подробные
адреса и даты рождения, особенности интимных отношений неведомых
личностей-в общем, для КГБ-неисчерпаемый источник информации.Все это
красилось время от времени голубой или зеленой масляной краской, но
новые и новые посетители со всех концов СССР не оставляли надежды
"забить Мике баки" и продолжали оставлять свои автографы. Самые
выдающиеся надписи пробивались сквозь многолетние наслоения краски и
пели гимн человеческому тщеславию. В беседке полагалось посидеть и
передохнуть перед штурмом наиболее крутой части подъема. Обрыв мы
торжественно называли "пропастью"-в этом единственном месте на всей
протяженности шоссе оно действительно круто обрывалось. Почти
вертикальный склон весь зарос ковром каких-то вьющихся кустов, с
большими блестящими листьями.Стоило заглянуть в обрыв и живот наполняла
холодная тягучая жуть-не сорваться бы! После беседки идти было очень
весело: слева вдоль шоссе, за зеленой изгородью, щла тропинка прямо по
склону , росли разные интересные деревья и кусты и можно было увидеть
много всяких-разных насекомых и птиц.
Маршрут заканчивался не
доходя до телевышки-там от шоссе поднималась такая каменная лестница с
белыми широкими парапетами, очень длинная, разделенная тремя
промежуточными площадками. На площадках парапеты завершались столбиками
с широкими вазами наверху, в вазочках росли пальмочки-агавы.
Став постарше я ходила на Финик с компанией друзей-собачников, так как
к 14 годам у меня появилась мечта всей жизни, собака.
Восточноевропейская овчарка, красавец-кобель, мой любимый Рэсси, черный
с белой манишкой и щечками, умница, бабник, шлёндра. Моя любовь, мой
незабвенный друг. Принесший мне встречу с первой любовью, а потом-с
будущим мужем. Подаривший мне друзей на всю жизнь. Спасибо тебе, мой
дорогой мальчик, надеюсь, ты меня слышишь там, в полях собачьего рая,
насторожив свои острые уши и склонив голову к правому плечу...
Подростков
уже не интересовали тропы хоженые, нас тянуло в самые дебри. Надо
сказать, что в детстве неохваченным для меня оставался северо-западный
склон Финика, если смотреть с моря. Ну, вот мы туда и полезли. Это,
значит, от вышки надо было переть через буераки прямо вниз и забирать
вправо по мере возможности. Множество непонятных тропок переплеталось
там, они то сходились, то расходились, ныряли в какие-то овражки,
огибали особо непроходимые кустики. Одна такая тропинка вынесла нас раз
на маленькую каменную лесенку с парапетами, по ней мы спустились на
удивительную площадку-лужок. На лужке, в самом центре, стояла самая
настоящая руина. Весьма большая, надо сказать. Когда-то белая, но от
обилия наскальной живописи потерявшая прежний непорочный вид. Выглядела
руина, как летний кинотеатр после бомбежки. Впоследствии выяснилось,
что это и был когда-то летний кинотеатр, и даже довольно популярный, но
потом его просто забросили. И никто не бомбил-сам развалился. Настенная
живопись производила впечатление. Самый большой и подробный рисунок на
бывшем экране изображал-как вы думаете, что?-правильно, половой акт.
Это был гигантский труд, думаю, у автора ушло не меньше недели и
килограмма угля на его воплощение. При виде этого рисунка хотелось
стать растением и размножаться при помощи пчел, или, на худой конец,
гидрой, и делать это почкованием. В общем, скотина автор, ничего не
скажешь. Остальные стены были густо исписаны всеми известными
вариациями на тему Камасутры и наименований сами понимаете чего на всех
доступных авторам языках. Завершали картину мощные завалы дерьма-как
коровьего, так и человечьего. Амбре стояло соответствующее. Собак
пришлось срочно взять на поводки-во избежание, и мы попрощались с этим
грустным местом навсегда.
В 80-е годы Финик
уже миновал пору своего расцвета, из атрибутов буржуазной роскоши там
остались лишь редкие фонари да ресторан "Амза" возле телевышки ("Амза"
в переводе означает луна). В этом ресторане одно время подрабатывал наш
близкий друг-он пел в тамошнем ансамбле. Типично сухумская сцена и
типично сухумская фраза: в драбадан пьяный посетитель ресторана
подходит к главному лабуху, долго и страстно шепчет ему на ухо, сует
чирик, садится на место. Лабух в микрофон важно:
-А теперь, для Вахова и Зимулиму исполняется песня италЯнцев!!!
Прошу
обратить внимание на грамматический строй предложения: вроде по
отдельности все правильно-для кого?-Вахова (фраера зовут Вахо,
очевидно); кому?-Зимулиму (второго друга зовут Зимули-дивное, дивное
имя!) - а вместе впечатление производит просто устрашающее. Что
поделаешь-так говорили тоже:-)
...Однажды, лазия
по Финику уже с моей первой любовью, мы забрели со своими собаками в
совсем уж нехоженые места-эдакий дарк сайд оф зе мун нашей горки. То
есть не там мы ходили, где цивилизованные и даже полуцивилизованные
люди ходят, а решили обойти гору кругом.В общем-то ясно, зачем нас туда
несло, да еще в полседьмого утра. Нет-нет, не подумайте ничего плохого
и такого естественного для дня сегодняшнего. Просто целоваться в городе
было опасно для моей репутации (да-да, грустная история), вот мы и
искали местечко поукромнее, вдали от любопытных глаз. И перли в сельву.
Отчетливо помню мимозовые заросли, такие густые, что под ними было
темно, как в сумерках. Мы устроили привал на этаком мостике из
мимозовых стволов, перекинувшихся через подобие овражка, сели и стали
озирать окрестности. И вдруг увидели фонарный столб. Такой красивый, с
затейливым металлическим абажуром, даже с обрывками проводов. Поискав
целенаправленно, обнаружили второй, потом-третий. С изумлением поняли,
что "овражек", над которым мы сидим-не овражек вовсе, а бывшая дорожка,
которая во времена былые даже освещалась по ночам. После Мжаванадзе
наступил период активного раздолбайства и похуизма, вот все и заросло...
С
Фиником связана история моей борьбы за поддержание престижа родного
города. Было мне тогда лет 16, мы с Иркой, моей задушевной
подругой-одноклассницей, и Рэсси (куда ж без него!) пошли гулять на
Финик.Стоял жаркий летний день, уже склонявшийся к вечеру. Как раз
миновали балюстраду, лениво брели по шоссе. рассуждая о буддизме (была
такая фишка для тинейджеров в Сухуми), последний альбом Квин, нашу
любовь к Битлз в целом и Полу Маккартни в частности, как вдруг
навстречу нам из-за поворота выплыла странная компания. Человек восемь
парнишек и одна девица. Девица была вида отчаянно приезжего и было ей
явно не по себе. Увидев, что мы с большой собакой, она отчаянно
закричала:
-Девочки, помогите, они хотят меня изнасиловать!!!!
Я
взяла Рэссиньку за ошейник и решительно направилась к лидеру
группы-совершенно потрясающему мачо. Был он ростом мне по грудь, жгучий
брунет в сорочке лямонного цвету. Как я впоследствии узнала, это был
один из братьев Голава, мелких воришек, промышлявших сохнущим бельем с
веревок и прочими мелочами. Один из братьев подарил городу чудную
историю: спускаясь по улице Церетели, мимо богатых частных домов, он
заприметил на перилах одного дома красивый большой ковер, который
повесили проветриться на солнышке. Вид спокойно висящего чужого
имущества оказался для него непереносим, поэтому он зашел во двор,
скатал ковер в увесистую трубу, взвалил на плечи, и , шатаясь и
выписывая от тяжести кренделя, поволок его прочь. В этот самый момент к
дому подъехал хозяин (человек в городе известный, уважаемый, по-моему,
директор мясокомбината)и увидал дивную картину: его дорогущий ковер
уплывал в неизвестность на плечах какого-то недомерка. Хозяин, будучи
человеком гуманным, не стал убивать несчастного на месте, а подошел
сзади, ухватился за ковер и потянул его на себя. Бедняга Голава, будучи
субтильным до кахексии, толчка не вынес и рухнул, придавленный ковром,
как таракан. Впрочем, довольно шустро вскочил и битых полчаса
доказывал, что это ЕГО ковер, который он просто нес по улице-что, права
не имеет? Пока не понял, что ему сейчас накидает по ушам остолбеневший
от такой наглости хозяин ковра.
...В общем,
поддерживаемая комсомольским духом, возмущением за дискредитацию чести
моего города и Рэссиными зубами, я подошла к нему и твердо заявила:
-Девушка пойдет с нами!
Мачо окинул меня взглядом, недооценил и любезно ответил:
-Вали отсюда, а то очки поломаю!
-Ты
позоришь мой город-убила я его наповал.-Отпусти девушку и сам вали,
пока красивый! Как тебе не стыдно! Человек приехал отдыхать, а вы тут
такие гадости творите!
-Ты, очкастая , давай, сказал, это моя знакомая, не твое дело, вали отсюда со своей шавкой!
"Шавка" меня добила.Мой красавец, 49 медалей, все большие золотые!
-Считаю до трех, потом натравлю на тебя эту шавку.-Внутри меня клокотал праведный гнев.
Надо
сказать, что к этому моменту Рэсси уже не нравился тон нашей беседы и
он приподнял верхнюю губу. Увидев впечатляющие клыки, свита
предусмотрительно отошла шага на три, готовясь драпать. Упорный Голава,
которому, видать, гормоны в головушку ударили, тем не менее не сдавался.
-Тока попробуй, я тебе глаз на жопу натяну и моргать заставлю, сука очкастая,-вдохновленно продолжал он.
И
тогда я сказала "Фасс", Рэсси сказал басом "уафф" и клацнул зубами в
районе его ширинки. Лимонная сорочка испарилась в заросли пампасской
травы моментально, оттуда нам вслед неслись клятвенные обещания найти,
поймать, порвать на немецкий крест и вообще, устроить веселую жизнь и
мне, и Ирке, и Рэсси, и нашим мамам, включая Рэссину. Девица
благодарила, поправляя очки на бледном лице дрожащими руками. Было ей
лет за 25, производила впечатление интеллигентной и милой женщины. На
вопрос-какого черта ее понесло на гору с компанией незнакомых молодых
людей, ответила, что они обещали показать ей прекрасный вид на город и
закат солнца над морем. Довели ее до турбазы, домой шли , петляя,
вздрагивая от каждого шороха и неделю сидели безвылазно, опасаясь
кровавой мести. Обошлось. На Финик по этой же причине стали ходить все
реже и реже, потому что в нашей жизни появилась гора Баграта и ее грот.
Но об этом-в следующей истории...
Это тот самый дом купца Алоизи, на углу Гулиа и Чавчавадзе, упомянутый Датычем в комментах как "эклектичный".
На воротах со строны улицы Чавчавадзе
сидели два оскалившихся льва, придерживающих передней лапой по шару.
Как я прочла в какой-то книге, львы были эмблемой купеческого сословия.
Построен в 1904 году. Тогдашняя и фотография. В наше время он весь увит глицинией.
Источник: http://Liveinternet |
